в котором формируется детское сознание, сделает из ребенка с годами любящего, хорошего сына, товарища, мужа, отца и достойного нашей Великой Отчизны — Гражданина.

Гуманное отношение к слабейшему (вместо капиталистического закона «сильный души слабого») — краеугольный камень воспитания будущих строителей и членов коммунистического общества».

Можно утверждать, это было ее кредо, основа всего мировоззрения, зовущее сияние прекрасной души человеческой, которым озарена была вся ее жизнь. Какая несправедливость, что эта жизнь оказалась короткой.

Время идет, и уже новые поколения перечитывают «Остров в степи», «Ребята и зверята»… Их читают на русском и украинском, на грузинском и таджикском, на польском, чешском, арабском, болгарском, датском, японском, китайском… И всюду произведения О. Перовской учат добрым чувствам, светлому видению мира.

Да, она похожа на звезду, что, вспыхнув во мраке ночи, стремительно пронеслась по небосклону, разгоняя тьму, и исчезла. Но она не погасла. Свет ее еще долго будет доходить до людей. И слышите, как с этим светом к вам летит ее наставление, совет-признание в испытанном, пережитом самой, укрепившем веру в прекрасное и бессмертное:

«Однажды, путешествуя со своим отцом — ученым лесоводом и охотоведом, убежденным «лесовиком», — по горному Алтаю, я что-то разворчалась на какую-то мелочь и в сварливом настроении не замечала ничего вокруг. А вокруг были высокие зеленые травы, пышные заросли ярких горно-луговых цветов, наши лошади продирались сквозь сплошные стены диких роз, как в сказочных владениях Спящей Красавицы.

Мы въехали под узорный купол леса. Торжественно. Тишина. Вьются, свисая, изумрудные гирлянды, блестят бусами ягоды кислицы, малины, смородины, ежевики… Стук копыт заглушает пружинистый, мягкий мох. Пахнет свежестью, смолою, чем-то лесным, особенным…

Отец с недоумением оглянулся на мою ворчню: «Ну как можно на что-нибудь раздражаться в лесу?! У меня здесь никогда не бывает плохого настроения…» Немного погодя я вижу: он остановил лошадь у высокого пня. Дерево спилили зимою по линии снега, снег стаял, и срез оказался более чем на полметра выше земли.

Отец снял войлочную шляпу и со счастливым лицом шутливо и церемонно приветствует какую-то, видимо, «значительную» лесную Особу… А на пне сидит на задних лапках полосатая белочка-бурундучок, любопытно и смело сверкая на гостя веселыми бусинками глазок, и передними лапками прижимает к груди какой-то орешек, корешок, словом, какой-то лесной гостинец… Какие чудесные у них в это мгновение были лица!!! Да, великое счастье — общение с природой! Любите, цените, оберегайте ее… И научите ребят ценить это великое счастье!»

МОГЛО БЫТЬ ИНАЧЕ

Улица Гвардейская, дом 18… Дом как дом, каких много в старом Львове. Довольно большой, а по прежним понятиям просто большой, в том западнославянском стиле, в каком сооружались в здешних местах все здания, из белого прочного камня. Поднимемся на четвертый этаж. Квартира 10. На звонок дверь откроет сам хозяин… Друзья рассказывали, он гостеприимен и рад даже нежданному посетителю, потому сам спешит принять, как предписано, народным обычаем… Но — нет, прошлого не вернуть, вас встречает приветливая девушка, служительница мемориального музея. Распахнув дверь и вежливо кивнув, отступя немного назад, она посторонится, приглашая войти, и вы шагнете через порог, вдруг разом ощутив всю торжественность и святость места и необычность своего визита. Здесь в сороковых годах нынешнего века жил писатель-коммунист Ярослав Галан.

В квартире все осталось так, как было при жизни ее владельца. Сохранена вся обстановка, то же убранство, даже, как прежде, топятся кафельные печи. В небольшом кабинете письменный стол, за которым он работал; разложены стопки чистой бумаги; блокнот с пометками; телефон, пепельница (Галан много курил). На отдельном маленьком столике пишущая машинка «Эрика» (печатал сам). Рядом комната, где писатель отдыхал, но просторный диван с украинским паласом нередко до утра оставался нетронутым, пустовал. На стене большой портрет собаки. Это Джим, любимый пес Галана, из породы карпатских овчарок. Галан любил собак. Не случайна книга на польском языке «Пес домовой и покоёвый (домашний и комнатный)», с таксой на обложке. Черно-белый Джим пользовался особым доверием и привязанностью Галана. На прогулку всегда вместе. Джим ждал этого часа и сам подходил к хозяину, чтоб тот прицепил поводок.

Однажды в октябре 1949-го, вот так же, как сегодня, раздался звонок у входных дверей. Пришли двое. Один уже бывал здесь раз, назвался студентом, пил кофе. Жаловался на свои невзгоды, просил пана письменника помочь: закрывают лесотехнический факультет, а он и его товарищи не мыслят себя без этой специальности. Галан действительно пытался сделать для них что мог. И сейчас встретил как старых знакомых.

— А, друже! Заходьте, прошу вас.

Он провел их к себе в кабинет, пригласил сесть, хотя, если сказать правду, визитеры были совсем не ко времени: как всегда, в эти часы писатель напряженно трудился. Сегодня он как раз засел за статью, которую обдумывал давно. Посвящалась она 10-летию воссоединения западных украинских земель с матерью-Украиной и называлась «Величие освобожденного человека».

«…Исход битвы в западноукраинских областях решен, — писал он по-русски, — но битва продолжается. На этот раз — битва за урожай, за досрочное выполнение производственных планов, за дальнейший подъем культуры и науки. Трудности есть, иногда большие: много всякой швали путается еще под ногами. Однако жизнь, чудесная советская жизнь победоносно шагает вперед…»

Да, битва действительно продолжалась. Забывать об этом не следовало ни на минуту, кому-кому, ему — особенно.

Джим был тут же, в кабинете. В отличие от хозяина он встретил появление этих двоих не слишком любезно, глухо зарычал, наморщив верхнюю губу и обнажив белые острые зубы, потом стал обнюхивать у одного бок: почему-то тот подозрительно прижимал руку. Посетители быстро переглянулись, как бы спрашивая один другого: что делать? Галан приказал собаке лечь или убираться в другую комнату. Джим нехотя повиновался, лег около стола, продолжая недобро коситься на пришельцев.

Галан сидел в кресле вполоборота к собеседникам и не успел произнести нескольких слов, когда один из них — тот, что прижимал локоть к боку, как бы придерживая что-то, — внезапно поднявшись, зашел со спины, в руках его оказался топор… Да, он и вправду прятал за пазухой, пес не ошибся, у них, у собак, на этот случай особое чутье. Сверкнуло остро отточенное лезвие, занесенное над головой ничего не подозревавшего Галана. Но ударить покушавшийся не успел. Джим опередил его. С коротким грозным рыком он впился зубами в руку убийцы; тот закричал и выронил топор. Оправившийся от неожиданности Галан повалил врага на пол и стал вязать ему руки. Второй кинулся бежать, но Джим нагнал и его. Все произошло в одно мгновение. На